Сериал Не было бы счастья 1 сезон

Перефразировать текст на русском языке с максимальным использованием синонимов и богатой лексики, увеличив объем: Фильм вызвал большое восхищение, как бы говорится \"потрясающий\".Я не могу перестать об этом думать и все время размышляю.Ну почему же так не впечатлился Аллен?Он происходит из хорошей семьи,достиг определенного карьерного роста.На работе его ценят и уважают.У него рядом есть заботливый, любящий и материально обеспеченный мужчина из приличной семьи.Они живут вместе долгое время,но не в официальном браке.Но во время дня рождения его матери Олега,Аллену предлагают завести отношения формально.Что же?Она убеждена в своих чувствах к нему,его благосклонности к ней.Зачем ей спрашивать Олега,если она очень сильно хочет ребенка?Но жизнь всегда представляет свои сложности.Главная героиня идет по пути роковому.Оказывается, что для нее \"обыденная\" и \"степенная\" жизнь стала наскучительной.Как говорится,женская душа потемки - может ли женщина определить, чего ей действительно нужно?Вот так случилось.Аллен знакомится с Вадимом.Потом всё развивается стремительно.Аллен получает много цветов и красивые слова, постоянное признание в любви - ведь женщины отвечают на проявления внимания \"ушами\".Какая женщина откажется от такого?Вадим очень счастлив,что встретил Аллену.Он получает всю ее неизрасходованную материнскую любовь.Наталья Антонова в роли Алены прекрасно показала эту непропорционально большую материнскую любовь, которая похожа на ревность и страсть.Хорошо,что у нее хватило рассудка вырастить детей вместо одного.Вадим очень удачно угадал.Жизнь вновь преподносит сюрпризы.Наконец-то Аллену ждет ребенок.Благодарно наличная семья поддерживает ее,и все вместе подумают как следует поступить.Очень трогательно сыграл Алексей Бар90-м году, смотря на картины, я слышал только одно: «Скорее! скорее! не надо думать! Думайте так, что вы художник и что картина должна быть прекрасной!» Но сколько ни старался я не думать о картине, а думал только об одном: не получу ли я за нее золотую медаль. Потом мне стало жалко своих товарищей, с которыми я вместе учился и жил. Я боялся, что они будут хуже меня писать картины, а надо мной будут смеяться в классе. Помню, как мы сначала были рады, когда наша профессора велели нам сделать небольшие эскизы нашей картины и показать их ему; но потом мы испугались, потому что каждый из нас думал, что профессор взглянет на его эскиз и скажет: «Очень хорошо!» а он сделает вид, как будто не видит его. А когда мы стали писать картины, я нарочно всегда ходил вниз к картинам, которые уже были написаны, чтобы узнать, сколько времени осталось до срока и что делают другие. Иногда я останавливался и подолгу смотрел на те картины, которых мне хотелось написать такую же. А когда кто-нибудь приходил ко мне, я улыбался и говорил: «Последние дни до конкурса, все уже готово!» — и старался показать, что я совсем спокоен. Но тут я не знаю сам, как это случилось, вдруг понял, что надо было писать не одну картину, а по три: одну для себя и две для конкурса. Одну для себя — свою собственную картину, которую я писал с большим увлечением, как будто это был не проект на экзамене, а действительная картина; другую для конкурса — картину, которая уже была готова и стояла внизу на столе. И я знал навсегда заранее, что получу за нее вторую золотую медаль, потому что она ничем не хуже картин всех моих товарищей; но мне все-таки хотелось получить первую золотую медаль, и я знал, что никто другой не заслуживает ее больше меня. Картину эту я написал так осторожно, чтобы заранее убедиться, что не только профессора, но и все академисты похвалили бы ее и выставили на конкурс; нет — это была та картина, которую я писал для себя. Эту картину писал я всегда после работы в классе, когда меня уже выгоняли из академии. Я брал эту картину домой и писал ее потихоньку от всех на чердаке. И если мне случалось забыть о ней или надо было кончить скорее, я никому не говорил о своем секрете. Моя собственная картина была тоже сделанная руками профессора и показывала какуе-то чудовище, которого мы вылепили в гипсе во время нашего первого года в Академии. Я ужасно боялся, что профессоры узнают про эту картину; и хотя никому об ней не говорил, я все-таки думал, что она похожа на чудовище из наших первых лепных работ. Я так боялся, чтобы никто не догадался о моем чудовище, что не спал все эти дни после уроков в Академии. === * * * === Но когда я пришел на выставку и увидел свою картину рядом со старинными картинами великих мастеров, которые висели по стенам залы, и почувствовал, как они смотрят на меня внимательно своими глубокими глазами, я не знал, что с ним делать. Я совсем растерялся и долго стоял перед этой картиной, не отрывая от нее своих глаз. И вдруг мне показалось, что она глядит на меня и спрашивает: «Зачем ты написал меня?» Я опрометью побежал к ней, как будто хотел убежать от нее. «Неужели она говорит со мной!» — подумал я, останавливаясь перед нею и оглядывая ее со всех сторон: «Как я сделал тебя? Зачем ты так дурно вышла из моей головы на полотно?» И я долго стоял, прижимая руки к щекам и плача. Слезы застилали мне глаза; я ничего не видел вокруг, и все смешалось в моих мыслях: то я думал, что это чудовище пришло из темных веков и хочет меня поглотить, как оно когда-то поглощало своих жертв; то мне казалось, что я сам — это чудовище. И как бы то ни было, но мои слезы текли и текли. === * * * === Теперь я знаю, почему это так вышло. Я не умел никогда писать своих картин с одного конца до другого. Каждый раз я начинал писать то тут, то там, где чувствовал вдохновение. Это мне всегда удавалось лучше всего, и я ужасно мучился, когда приходилось переходить от одной части картины к другой. И как только я чувствовал, что мною овладевает это болезненное состояние, которое заставляет работать только тогда, когда у меня оно появляется, так сейчас же бросал свою работу и бежал к другому. Я не сделал ничего подобного с моей собственной картиной. Меня вдохновляла мысль о ней на целые месяцы, когда я ничего не писал и только выжидал случая начать ее, и когда мне это удалось, я вложил в нее всю свою душу. И эта картина была написана с начала до конца одним вдохновением! Но теперь она казалась мне отвратительной. Я не знал, как смотреть на нее и на себя самого. Очевидно, я должен был исправить ее или сжечь; но я решился сделать только то, что она так мало походила на то, чему я хотел дать выражение: я стал переделывать ее. Я не знаю, сколько времени работал над нею; нет, я знаю — я работал над ней целую зиму. Но она все становилась ужаснее и ужаснее. Сначала я только спутал свои идеи, а потом почувствовал, что я хочу выразить в картине свою собственную жизнь и душевное состояние, но когда я выражал эту мысль на полотне, я совсем не понимал, что я делаю. Я писал теперь и днем и ночью. Я нигде не бывал, кроме своей мастерской; я вовсе перестал есть, даже не замечал этого. Я не знаю, что со мной было в это время. Однажды, когда я вернулся с выставки на дом, меня встретила моя жена. Она сразу заметила, что что-то случилось со мною и спросила: «Что с тобою?» — Так это ты? — сказал я и заплакал от радости. {{{razr|Прим.}}} Первоначально эта история была опубликована в газете «Петербургский листок» (1897, № 264, 16 октября). }}}